Здесь выдают
ставки
ставки

Как желтых туч пласты – осенние леса
Хоругвью шелеста твое клубили имя.
Со дна сознания преданий голоса
На алых лошадях, под гребнями седыми
Им смутно вторили... Песчаная коса
От волн хохочущих дрожала. Будто – в дыме
Ночном чуть видима, хватаясь за кусты,
С большой толпой подруг идешь купаться ты...
...И книгу февраля с застежкой золотой
Листает влажный снег, дыханья осторожней;
Твой ранний, горький смех – всепомнящей рукой,
Словарь твоей любви, – как розовые пожни
Под инеем сквозным, – вписал он в книге той.
Но я прочел не все, – и, что ни день, тревожней
Живет забытый край в душевной глубине,
Иголки башенок вонзая в сердце мне.
Я не его любил. Моим заветом не был
Ни город юности, ни игр забытых дом,
Но у тебя в глазах тонули даль и небо,
Двор с лошадьми, листок, летящий над прудом.
Но целый край, в лесах, в стоверстных волнах хлеба,
Стоял как зеркальце на столике твоем.
Тот мир, как мельница – росистая, ночная,
Спал, водяным столбом твой образ отражая.
Хоругвью шелеста твое клубили имя.
Со дна сознания преданий голоса
На алых лошадях, под гребнями седыми
Им смутно вторили... Песчаная коса
От волн хохочущих дрожала. Будто – в дыме
Ночном чуть видима, хватаясь за кусты,
С большой толпой подруг идешь купаться ты...
...И книгу февраля с застежкой золотой
Листает влажный снег, дыханья осторожней;
Твой ранний, горький смех – всепомнящей рукой,
Словарь твоей любви, – как розовые пожни
Под инеем сквозным, – вписал он в книге той.
Но я прочел не все, – и, что ни день, тревожней
Живет забытый край в душевной глубине,
Иголки башенок вонзая в сердце мне.
Я не его любил. Моим заветом не был
Ни город юности, ни игр забытых дом,
Но у тебя в глазах тонули даль и небо,
Двор с лошадьми, листок, летящий над прудом.
Но целый край, в лесах, в стоверстных волнах хлеба,
Стоял как зеркальце на столике твоем.
Тот мир, как мельница – росистая, ночная,
Спал, водяным столбом твой образ отражая.
Я в глупой гордости мечтал;
Одна мне рифма – древний Навин,
Что солнца бег остановлял.
Сентябрьский день в большом окне светлел,
Журчал, плескался, был жемчужно-бел,
Как пасмурно седеющее море.
В огромном доме просыпалась жизнь,
И двор, как кладезь, мглистый и бездонный,
Заговорил. Залязгали бидоны…
И окрик: «Петра, эй! Пора, садись!
Поехали!»
Со скрежетом и хрипом
Ушёл в свой рейс усталый грузовик,
А с неба падал с лепетом и всхлипом,
Струясь по крышам, по старинным липам,
Сентябрьский тёплый дождь…
Как будто бы навеки. Я не стал
Искать её следов. Так получилось.
Так жизнь сложилась. Но навеки я
Запомнил утро, тёплый дождь в широком
Распахнутом окне, и сумерек,
Редеющих в рассвете
Неуловимое очарованье,
И круговерть светящихся молекул,
Пронизанных твоим святым сияньем.
И принял душ. Съел свой привычный завтрак
(Три яица, лимон и крепкий чай),
И укрепился телом я и духом,
Вошёл в обыденность, как в лабиринт,
Без нити Ариадны.
Но лучи
Твоей любви живой ещё мне светят,
Горя вполнеба, как столбы сполохов.
Следующая запись: Считается, что изображение богинь одетыми было традиционным, и отход от этих канонов тоже дался ...
Лучшие публикации