
Автор : Йошкин дом
Дед Филипп и кошки.
Дед Филипп приболел. Даже сказать не мог, что болит конкретно и болит ли вообще. Просто накатила какая-то слабость и апатия, не хотелось с кровати вставать, есть не хотелось тоже. Он уж грешным делом подумал: может, время его пришло отправиться туда, где ждала супруга Полина, опередившая его зачем-то на несколько лет.
Кряхтя встал, переоделся во всё чистое, достал из шкафа узелок с вещами, ещё женой приготовленный, и снова лёг. Задремал. Приснилась ему его Полюшка, молодая и весёлая, как в то время, когда они только познакомились. Полина бежала по лугу, в руках ромашки её любимые, а он стоял, любовался её радостью со стороны и тоже улыбался глупо и беззаботно. И вдруг понял, что бежит она не к нему, а от него. Бросился вдогонку, а догнать не может. Да ещё кто-то кричит за спиной.
- Филипп! Филипп!
Да кто там ещё? Обернулся с досадой и... проснулся. Соседка и подруга давняя, Степанида. Всю жизнь, почитай, рядом живут. Трясёт его за плечо, взгляд испуганный.
- Стёпа?
- Слава тебе, Господи! Ох и напугал ты меня, Филипп Петрович. Думала, преставился. День на дворе. Чего лежишь?
- Сил нет, Стёпушка. Полина снится. Видно, зовёт.
- Не выдумывай мне тут! - Глаза соседки из испуганных сделались сердитыми. - Рассупонился он. Собрался невесть куда. Кто мне по осени соль в капусту сыпать будет? Сам знаешь, только твоя горсть и подходит. Без тебя я то недосолю, то пересолю.
И дед Филипп, сам того не замечая, улыбнулся. Верно. Когда поздней осенью пора приходит капусту квасить, Степанида всегда его кличет, сколько лет уж. Только Филипп знает, сколько соли на бочку класть. Кто ни пробует после, все удивляются, что у Степаниды самая вкусная капуста в деревне выходит. Пытались они замерять, сколько это, Филиппова горсть. И стаканом сыпать. Не то! Хоть лопни, хоть тресни, не такая капуста.
Вспомнив это, да хрусткие тугие кочаны капусты, что аж поскрипывают под руками, дед Филипп оживился. Захотелось вдруг капусты квашеной, да откуда она сейчас. Ещё в середине весны подъели последнюю. Степанида поняла, кивнула.
- В этом году поболе наквасим. А пока давай, поднимайся. Я что пришла? Оладушков настряпала. Горяченькие ещё. И молока принесла. Вставай, вставай, Филиппушка.
Как с маленьким она с ним. И не хотел дед Филипп есть, но встал, умылся, волосы оставшиеся пригладил и за стол сел. А Степанида оладьи ему подкладывает, а сама болтает, не замолкая. Рассказывает, что в деревне нового.
- Я, Филипп, в магазин-то за мукой давеча пошла, гляжу, а там Сашка Прохоровский с Митяем о чём-то сговаривается. Да посреди рабочего дня. Я Митьке кричу: «Митя, а тебе на работу не надо разве?» Он ведь, как со своей Ксюшкой помирился, ни разу не выпил. А Прохоровский, Филя, ты ж знаешь, какой змeй. Ему только сoбутыльника бы найти.
- А Митяй чего? - Дед Филипп отложил оладушек и настороженно посмотрел на Степаниду. Недавно совсем разговаривал он с Митей о его отношении к жизни и думал, что парень его понял.
- А Митька молодец! — Резюмировала Степанида. — Махнул мне рукой и говорит: «Я, тётя Степанида, по поручению Иван Семёныча в район еду. Меня Лёша-водитель ждёт». Значит, Прохоровский, видать, уговаривал его, а он нет.
Дед Филипп сам себя услышал, с каким облегчением выдохнул. Не зря он с Митей беседы вёл. Зацепило парня. Работу, да жену Ксюшу и сына Васятку поставил выше прежней сомнительной дружбы.
Поблагодарив Степаниду за, считай, уже обед, дед Филипп почувствовал, что вроде бы и силы к нему начали возвращаться. Он так взбодрился, что дошёл до калитки и вышел на улицу. Последние дни перед болезнью замечал, что там, за забором со стороны леса, в траве то и дело кто-то шуршит. Зверёк, что ли, какой. Всё собирался посмотреть, да вот слёг.
Около самого забора никого не было, а вот травы понаросло знатно. Надо Степаниде сказать, пусть Клёпу, козу свою, сюда на выпас ставит. Трава густая, сочная, сам бы ел. Никого. Дед Филипп собирался уже возвращаться, как краем глаза заметил в дальних кустах какую-то возню, а следом услышал резкий птичий, больше похожий на кошачье мяуканье вскрик. Сойка. Хитрая и сильная птица. Только она здесь умеет такие звуки издавать. Недаром пересмешницей кличут.
Глаза дедовы хоть и ослабли с возрастом, но привычка видеть и подмечать всё в лесу осталась. Никак добычу какую нашла себе пернатая хищница. Он направился к кустам, как вдруг откуда ни возьмись мимо его ног лёгкими прыжками стремительно пронеслась кошка. Обыкновенная, серая дворовая, каких полно в деревне и на которых никогда не обращаешь внимания. Раздалось шипение, слетевшая вниз сойка, теряя красивые свои перья, вскочила на куст, а с него на высокую ветку дерева, закричала возмущённо и зло, громко, на всю округу, сообщая о случившейся несправедливости.
Кошка металась внизу, и дед Филипп, почуяв неладное, решил не останавливаться. Дошёл, кошка отскочила, но не убегала. Стояла и смотрела на него своими непонятного оттенка жёлтыми глазами. В траве копошился маленький, в мать, серый котёнок, совсем кроха, даже глаза не открыты пока. На боку под тоненьким котёночьим пухом сочились красным рaнки от острых птичьих когтей.
- От ведь бандитка. - Дед Филипп вздохнул. - Нашла лёгкую добычу. А ты что ж не уберегла?
Он перевёл взгляд на кошку, которая смотрела на него, не отрываясь. Старик с трудом нагнулся, бережно поднял запищавшего враз котёнка, снял кепку, положил малыша в тёплое от собственной головы уютное гнездо. Кошка заволновалась, метнулась вглубь кустарника.
- Ясно. - Взглядом охотника оценил обстановку дед Филипп и двинулся следом. Вместе с подранком котят оказалось четверо. Ещё трое копошились у корней в примятой траве.
- Нельзя вам здесь больше. - Дед Филипп посмотрел на кошку. - Сойка - птица умная, памятливая. Если уж она заприметила добычу, то вернётся.
Он, кряхтя и поминая нелёгкую, полез в кусты. Осторожно сгрёб остальных котят, посмотрел на мечущуюся вокруг кошку.
- Идём, что ли.
Она пошла чуть в стороне, вытянувшись в тонкую серую струну и не спуская напряжённого взгляда со своих детей. Наверное, ей хотелось идти быстрее, но человек шёл медленно, бережно прижимая к себе ценный груз.
- Дед Мазай, право слово, — ворчал он. — Только вместо зайцев кошки. Да ты не боись, тощая, не обижу.
Кошка не отставала. Она и в дом вошла следом за хозяином, видно, знала человека раньше. Тревожно кружилась рядом, пока дед Филипп устраивал ей новое гнездо и укладывал туда котят.
- Здесь будешь. - Показал кошке.
Она поняла. Тут же прыгнула к детям, обнюхала, потолкала носом и снова уставилась на человеческие руки, заботливо обрабатывающие ранки её самому неудачливому ребёнку.
- Не боись. - Повторял дед Филипп, хоть пальцы у самого и подрагивали. Не от страха, нет. Каких только ран не насмотрелся он за свою долгую жизнь. От старости. Всё у человека сдаёт со временем, организм изнашивается подобно любому механизму, только вот если машину починить ещё можно, то старость неумолима...
- Чего мечешься? - повторил он. - Сказал, вылечим твоего пискуна, значит, вылечим. Не успела врaжина его порвать сильно, ободрала только. Ты лучше расскажи, откуда приблудилась такая? Молчишь? Ладно, ничего, бывает. Сладим с твоей бедой.
Были у них раньше с Полей и кошки в доме, и пёс Дик служил верой и правдой Филиппу на охоте, а потом охранял двор. Только давно уж нет никого. Век животных короток. Куда короче, чем у человека. И сейчас, глядя на копошащихся котят, на поглядывающую на него, пусть и подозрительно, кошку, дед Филипп ощутил необыкновенное умиротворение от присутствия в доме кого-то живого и тёплого, делающего мир понятнее и уютнее.
- Голодная? — спросил кошку. — Кроме каши и молока нет ничего. Потом супцу сварю. А сейчас на.
Плеснул козьего молока в миску. Кошка залакала охотно, облизывая торчащие в разные стороны длинные усы.
- Вот так-то. — Кивнул дед Филипп. — А потом сама поймаешь себе мышь или птицу. Ты хоть и длинная, но не худая, гляжу, даром что детей кормишь.
Дед Филипп почувствовал вдруг, что слабость, вдавливающая его в перину в последние дни, отступила, откуда-то появились силы и ощущение собственной нужности здесь и сейчас.
- С ума ты сошёл на старости лет, Филипп! - Всплеснула руками зашедшая проведать его к вечеру Степанида. - Куда тебе этот выводок? Утром пoмирать собирался, к Полине рвался, а теперь, глядите, кошачью ферму развёл. Лучше кролей пару у Никифора возьми, ежели заняться нечем. Всё толк какой-то, хоть мясо в итоге будет. А это... Божечки, а малюхавые какие! А мамка-то у них грозна. Так на меня глазами и зыркает, чисто сова. Вот и будете с ней Сова да Филин! Как дитя ты, Филипп. Те вечно в дом всех тащут, и ты туда же. Верно говорят, что старый, что малый.
- Ты чего разошлась, Стёпушка? - Дед Филипп не выдержал, рассмеялся. - Чем помешали они тебе?
- Ишь, заговорил. Чем помешали? А пoмрёшь ты невзначай, так они все ко мне переберутся, по-соседски. Нужны они мне, ты спроси.
Но дед Филипп уже смеялся в голос, до того забавно ругалась на него и кошек Степанида. Ругается, а в глазах смешинки прячутся.
- Ох и дyрной ты, Филипп Петрович. - Махнула рукой соседка. - Ладно, расти свой детсад, я у баб наших поспрашиваю, вдруг котят заберёт кто.
- Погоди, куда же заберёт? - Испугался старик. - Они и глаза ещё толком не открыли.
- А я что, прям сейчас раздавать понесу? - Степанида замахала руками. - Ну тебя, oшалел совсем, старый. Пойду. Мне ещё Клеопатру доить.
- Стёпушка, там с той стороны забора уж такая трава сочная. Может, Клёпу туда?
- Может. И не подлизывайся ко мне, нечего. Нет, вы посмотрите, люди добрые, чего он удумал. Животновод.
Она ушла, ворча, а дед Филипп подмигнул кошке.
- Ты, Сова, не гляди, что Стёпа шумная. Добрая она. Теперь, ежели со мной случится чего, не бросит она вас...
Время шло. Котята росли и маленькими шустрыми клубками катались по всему дому. Хорошо ещё, что дед Филипп последние годы ходил медленно, почти не отрывая ног от пола, а то бы непременно наступил на кого-нибудь из них. Кошка, названная с лёгкой Степанидиной руки Совой, обжилась и теперь легко оставляла детей на попечение деда Филиппа, уходя на охоту или по другим своим неотложным кошачьим делам.
Котята же ластились к старику, а серый подранок, на боку которого и следа от былых ран не осталось, забирался вверх по дедовой штанине и дальше, к самому лицу, тёрся о заросшую щёку старика, а порой засыпал на груди под подрагивающими узловатыми пальцами, наполняя сердце деда Филиппа необъяснимой тёплой нежностью. Странно, раньше сколько животных не было, но такого чувства к ним Филипп не испытывал. Есть и есть. А тут. Самому удивительно.
Степанида хоть и продолжала ворчать, но задерживалась иногда вечерком, дивясь весёлым играм подрастающих котят. А те старались вовсю. Катались одним пушистым клубком, ловили пока ещё тощие хвостики свои и друг друга, забавно подпрыгивали, а потом всем скопом набрасывались на подрагивающий хвост матери.
- Ты думаешь, Стёпушка, зря она так делает? - С удовольствием объяснял дед Филипп соседке. - Вовсе нет. Она их охотничьи инстинкты будит. С малолетства приучает к необходимым навыкам. Давеча мыша им притащила придушенного, да, видать, малы они пока. Я уж Сову ругать не стал. Она что? Она свою службу выполняет и детей тому же учит.
- Я б померла, если б она мне живого мыша приволокла! - Ахнула Степанида. - Это ж надо додуматься.
- А как иначе. Мы своих детей учим, и они тоже. - Дед Филипп вспомнил сына, который уж сколько времени носа не казал в родительский дом. Обиделся, что отец отказался дом свой продать, вот и не ездит. - Только у них, Степанида, это лучше, чем у нас, людей, получается.
- Будет тебе, Филипп. - Соседка вздохнула сочувственно. - Уж сколько вы с Полиной в Матвея своего вложили, не может такое впустую пройти. Погорячился он, поймёт. Помиритесь ещё.
- Успеть бы. - Покачал головой старик. - Сколько того времени осталось.
Серый котёнок привычно вскарабкался по его ноге, залез на плечо, прижался к небритой щеке.
- Вот теперь мой Матвей. - Ласково произнёс дед Филипп. - Этому, кроме ласки, пока ничего не нужно. - Да, Мотя?
Котёнок замурчал громко, звучно. Надо же, маленький совсем, а почище взрослого кота выводит.
Уже проводили они Степаниду, уже остальные котята забились в своё тёплое и уютное гнездо, уже ускользнула на ночную охоту Сова, а дед Филипп всё не мог расстаться со своим мурчащим довеском. Так и дремали вдвоём перед бубнящим о чём-то ненужном телевизором, встречая опускающуюся на землю летнюю ночь...
Дед Филипп и кошки.
Дед Филипп приболел. Даже сказать не мог, что болит конкретно и болит ли вообще. Просто накатила какая-то слабость и апатия, не хотелось с кровати вставать, есть не хотелось тоже. Он уж грешным делом подумал: может, время его пришло отправиться туда, где ждала супруга Полина, опередившая его зачем-то на несколько лет.
Кряхтя встал, переоделся во всё чистое, достал из шкафа узелок с вещами, ещё женой приготовленный, и снова лёг. Задремал. Приснилась ему его Полюшка, молодая и весёлая, как в то время, когда они только познакомились. Полина бежала по лугу, в руках ромашки её любимые, а он стоял, любовался её радостью со стороны и тоже улыбался глупо и беззаботно. И вдруг понял, что бежит она не к нему, а от него. Бросился вдогонку, а догнать не может. Да ещё кто-то кричит за спиной.
- Филипп! Филипп!
Да кто там ещё? Обернулся с досадой и... проснулся. Соседка и подруга давняя, Степанида. Всю жизнь, почитай, рядом живут. Трясёт его за плечо, взгляд испуганный.
- Стёпа?
- Слава тебе, Господи! Ох и напугал ты меня, Филипп Петрович. Думала, преставился. День на дворе. Чего лежишь?
- Сил нет, Стёпушка. Полина снится. Видно, зовёт.
- Не выдумывай мне тут! - Глаза соседки из испуганных сделались сердитыми. - Рассупонился он. Собрался невесть куда. Кто мне по осени соль в капусту сыпать будет? Сам знаешь, только твоя горсть и подходит. Без тебя я то недосолю, то пересолю.
И дед Филипп, сам того не замечая, улыбнулся. Верно. Когда поздней осенью пора приходит капусту квасить, Степанида всегда его кличет, сколько лет уж. Только Филипп знает, сколько соли на бочку класть. Кто ни пробует после, все удивляются, что у Степаниды самая вкусная капуста в деревне выходит. Пытались они замерять, сколько это, Филиппова горсть. И стаканом сыпать. Не то! Хоть лопни, хоть тресни, не такая капуста.
Вспомнив это, да хрусткие тугие кочаны капусты, что аж поскрипывают под руками, дед Филипп оживился. Захотелось вдруг капусты квашеной, да откуда она сейчас. Ещё в середине весны подъели последнюю. Степанида поняла, кивнула.
- В этом году поболе наквасим. А пока давай, поднимайся. Я что пришла? Оладушков настряпала. Горяченькие ещё. И молока принесла. Вставай, вставай, Филиппушка.
Как с маленьким она с ним. И не хотел дед Филипп есть, но встал, умылся, волосы оставшиеся пригладил и за стол сел. А Степанида оладьи ему подкладывает, а сама болтает, не замолкая. Рассказывает, что в деревне нового.
- Я, Филипп, в магазин-то за мукой давеча пошла, гляжу, а там Сашка Прохоровский с Митяем о чём-то сговаривается. Да посреди рабочего дня. Я Митьке кричу: «Митя, а тебе на работу не надо разве?» Он ведь, как со своей Ксюшкой помирился, ни разу не выпил. А Прохоровский, Филя, ты ж знаешь, какой змeй. Ему только сoбутыльника бы найти.
- А Митяй чего? - Дед Филипп отложил оладушек и настороженно посмотрел на Степаниду. Недавно совсем разговаривал он с Митей о его отношении к жизни и думал, что парень его понял.
- А Митька молодец! — Резюмировала Степанида. — Махнул мне рукой и говорит: «Я, тётя Степанида, по поручению Иван Семёныча в район еду. Меня Лёша-водитель ждёт». Значит, Прохоровский, видать, уговаривал его, а он нет.
Дед Филипп сам себя услышал, с каким облегчением выдохнул. Не зря он с Митей беседы вёл. Зацепило парня. Работу, да жену Ксюшу и сына Васятку поставил выше прежней сомнительной дружбы.
Поблагодарив Степаниду за, считай, уже обед, дед Филипп почувствовал, что вроде бы и силы к нему начали возвращаться. Он так взбодрился, что дошёл до калитки и вышел на улицу. Последние дни перед болезнью замечал, что там, за забором со стороны леса, в траве то и дело кто-то шуршит. Зверёк, что ли, какой. Всё собирался посмотреть, да вот слёг.
Около самого забора никого не было, а вот травы понаросло знатно. Надо Степаниде сказать, пусть Клёпу, козу свою, сюда на выпас ставит. Трава густая, сочная, сам бы ел. Никого. Дед Филипп собирался уже возвращаться, как краем глаза заметил в дальних кустах какую-то возню, а следом услышал резкий птичий, больше похожий на кошачье мяуканье вскрик. Сойка. Хитрая и сильная птица. Только она здесь умеет такие звуки издавать. Недаром пересмешницей кличут.
Глаза дедовы хоть и ослабли с возрастом, но привычка видеть и подмечать всё в лесу осталась. Никак добычу какую нашла себе пернатая хищница. Он направился к кустам, как вдруг откуда ни возьмись мимо его ног лёгкими прыжками стремительно пронеслась кошка. Обыкновенная, серая дворовая, каких полно в деревне и на которых никогда не обращаешь внимания. Раздалось шипение, слетевшая вниз сойка, теряя красивые свои перья, вскочила на куст, а с него на высокую ветку дерева, закричала возмущённо и зло, громко, на всю округу, сообщая о случившейся несправедливости.
Кошка металась внизу, и дед Филипп, почуяв неладное, решил не останавливаться. Дошёл, кошка отскочила, но не убегала. Стояла и смотрела на него своими непонятного оттенка жёлтыми глазами. В траве копошился маленький, в мать, серый котёнок, совсем кроха, даже глаза не открыты пока. На боку под тоненьким котёночьим пухом сочились красным рaнки от острых птичьих когтей.
- От ведь бандитка. - Дед Филипп вздохнул. - Нашла лёгкую добычу. А ты что ж не уберегла?
Он перевёл взгляд на кошку, которая смотрела на него, не отрываясь. Старик с трудом нагнулся, бережно поднял запищавшего враз котёнка, снял кепку, положил малыша в тёплое от собственной головы уютное гнездо. Кошка заволновалась, метнулась вглубь кустарника.
- Ясно. - Взглядом охотника оценил обстановку дед Филипп и двинулся следом. Вместе с подранком котят оказалось четверо. Ещё трое копошились у корней в примятой траве.
- Нельзя вам здесь больше. - Дед Филипп посмотрел на кошку. - Сойка - птица умная, памятливая. Если уж она заприметила добычу, то вернётся.
Он, кряхтя и поминая нелёгкую, полез в кусты. Осторожно сгрёб остальных котят, посмотрел на мечущуюся вокруг кошку.
- Идём, что ли.
Она пошла чуть в стороне, вытянувшись в тонкую серую струну и не спуская напряжённого взгляда со своих детей. Наверное, ей хотелось идти быстрее, но человек шёл медленно, бережно прижимая к себе ценный груз.
- Дед Мазай, право слово, — ворчал он. — Только вместо зайцев кошки. Да ты не боись, тощая, не обижу.
Кошка не отставала. Она и в дом вошла следом за хозяином, видно, знала человека раньше. Тревожно кружилась рядом, пока дед Филипп устраивал ей новое гнездо и укладывал туда котят.
- Здесь будешь. - Показал кошке.
Она поняла. Тут же прыгнула к детям, обнюхала, потолкала носом и снова уставилась на человеческие руки, заботливо обрабатывающие ранки её самому неудачливому ребёнку.
- Не боись. - Повторял дед Филипп, хоть пальцы у самого и подрагивали. Не от страха, нет. Каких только ран не насмотрелся он за свою долгую жизнь. От старости. Всё у человека сдаёт со временем, организм изнашивается подобно любому механизму, только вот если машину починить ещё можно, то старость неумолима...
- Чего мечешься? - повторил он. - Сказал, вылечим твоего пискуна, значит, вылечим. Не успела врaжина его порвать сильно, ободрала только. Ты лучше расскажи, откуда приблудилась такая? Молчишь? Ладно, ничего, бывает. Сладим с твоей бедой.
Были у них раньше с Полей и кошки в доме, и пёс Дик служил верой и правдой Филиппу на охоте, а потом охранял двор. Только давно уж нет никого. Век животных короток. Куда короче, чем у человека. И сейчас, глядя на копошащихся котят, на поглядывающую на него, пусть и подозрительно, кошку, дед Филипп ощутил необыкновенное умиротворение от присутствия в доме кого-то живого и тёплого, делающего мир понятнее и уютнее.
- Голодная? — спросил кошку. — Кроме каши и молока нет ничего. Потом супцу сварю. А сейчас на.
Плеснул козьего молока в миску. Кошка залакала охотно, облизывая торчащие в разные стороны длинные усы.
- Вот так-то. — Кивнул дед Филипп. — А потом сама поймаешь себе мышь или птицу. Ты хоть и длинная, но не худая, гляжу, даром что детей кормишь.
Дед Филипп почувствовал вдруг, что слабость, вдавливающая его в перину в последние дни, отступила, откуда-то появились силы и ощущение собственной нужности здесь и сейчас.
- С ума ты сошёл на старости лет, Филипп! - Всплеснула руками зашедшая проведать его к вечеру Степанида. - Куда тебе этот выводок? Утром пoмирать собирался, к Полине рвался, а теперь, глядите, кошачью ферму развёл. Лучше кролей пару у Никифора возьми, ежели заняться нечем. Всё толк какой-то, хоть мясо в итоге будет. А это... Божечки, а малюхавые какие! А мамка-то у них грозна. Так на меня глазами и зыркает, чисто сова. Вот и будете с ней Сова да Филин! Как дитя ты, Филипп. Те вечно в дом всех тащут, и ты туда же. Верно говорят, что старый, что малый.
- Ты чего разошлась, Стёпушка? - Дед Филипп не выдержал, рассмеялся. - Чем помешали они тебе?
- Ишь, заговорил. Чем помешали? А пoмрёшь ты невзначай, так они все ко мне переберутся, по-соседски. Нужны они мне, ты спроси.
Но дед Филипп уже смеялся в голос, до того забавно ругалась на него и кошек Степанида. Ругается, а в глазах смешинки прячутся.
- Ох и дyрной ты, Филипп Петрович. - Махнула рукой соседка. - Ладно, расти свой детсад, я у баб наших поспрашиваю, вдруг котят заберёт кто.
- Погоди, куда же заберёт? - Испугался старик. - Они и глаза ещё толком не открыли.
- А я что, прям сейчас раздавать понесу? - Степанида замахала руками. - Ну тебя, oшалел совсем, старый. Пойду. Мне ещё Клеопатру доить.
- Стёпушка, там с той стороны забора уж такая трава сочная. Может, Клёпу туда?
- Может. И не подлизывайся ко мне, нечего. Нет, вы посмотрите, люди добрые, чего он удумал. Животновод.
Она ушла, ворча, а дед Филипп подмигнул кошке.
- Ты, Сова, не гляди, что Стёпа шумная. Добрая она. Теперь, ежели со мной случится чего, не бросит она вас...
Время шло. Котята росли и маленькими шустрыми клубками катались по всему дому. Хорошо ещё, что дед Филипп последние годы ходил медленно, почти не отрывая ног от пола, а то бы непременно наступил на кого-нибудь из них. Кошка, названная с лёгкой Степанидиной руки Совой, обжилась и теперь легко оставляла детей на попечение деда Филиппа, уходя на охоту или по другим своим неотложным кошачьим делам.
Котята же ластились к старику, а серый подранок, на боку которого и следа от былых ран не осталось, забирался вверх по дедовой штанине и дальше, к самому лицу, тёрся о заросшую щёку старика, а порой засыпал на груди под подрагивающими узловатыми пальцами, наполняя сердце деда Филиппа необъяснимой тёплой нежностью. Странно, раньше сколько животных не было, но такого чувства к ним Филипп не испытывал. Есть и есть. А тут. Самому удивительно.
Степанида хоть и продолжала ворчать, но задерживалась иногда вечерком, дивясь весёлым играм подрастающих котят. А те старались вовсю. Катались одним пушистым клубком, ловили пока ещё тощие хвостики свои и друг друга, забавно подпрыгивали, а потом всем скопом набрасывались на подрагивающий хвост матери.
- Ты думаешь, Стёпушка, зря она так делает? - С удовольствием объяснял дед Филипп соседке. - Вовсе нет. Она их охотничьи инстинкты будит. С малолетства приучает к необходимым навыкам. Давеча мыша им притащила придушенного, да, видать, малы они пока. Я уж Сову ругать не стал. Она что? Она свою службу выполняет и детей тому же учит.
- Я б померла, если б она мне живого мыша приволокла! - Ахнула Степанида. - Это ж надо додуматься.
- А как иначе. Мы своих детей учим, и они тоже. - Дед Филипп вспомнил сына, который уж сколько времени носа не казал в родительский дом. Обиделся, что отец отказался дом свой продать, вот и не ездит. - Только у них, Степанида, это лучше, чем у нас, людей, получается.
- Будет тебе, Филипп. - Соседка вздохнула сочувственно. - Уж сколько вы с Полиной в Матвея своего вложили, не может такое впустую пройти. Погорячился он, поймёт. Помиритесь ещё.
- Успеть бы. - Покачал головой старик. - Сколько того времени осталось.
Серый котёнок привычно вскарабкался по его ноге, залез на плечо, прижался к небритой щеке.
- Вот теперь мой Матвей. - Ласково произнёс дед Филипп. - Этому, кроме ласки, пока ничего не нужно. - Да, Мотя?
Котёнок замурчал громко, звучно. Надо же, маленький совсем, а почище взрослого кота выводит.
Уже проводили они Степаниду, уже остальные котята забились в своё тёплое и уютное гнездо, уже ускользнула на ночную охоту Сова, а дед Филипп всё не мог расстаться со своим мурчащим довеском. Так и дремали вдвоём перед бубнящим о чём-то ненужном телевизором, встречая опускающуюся на землю летнюю ночь...

Следующая запись: Над кроватью у нее висела строчка из письма, которое она когда-то давно нашла в лесу. Эту строчку ...
Лучшие публикации