— Люся, по-моему, я только что сбил кошку… — хрипло прошептал я в трубку. — И что? — спокойно отозвалась она. — Как «и что»?! Что мне теперь делать? — Ну, для начала выйди из машины, проверь, жива ли она вообще. Я сглотнул. Двор казался пустым, воздух был густой, как перед грозой, и пах страхом, металлом и гарью. Осторожно открыл дверь и, не выходя, наклонился посмотреть под автомобиль. Маленький серый комочек, дрожащий и с распахнутыми глазами, лежал прямо под передним колесом. Жива. — Она дышит, Люсенька… Жива. Что теперь? — Вези в клинику. Всё равно туда направлялся. Только поторопись, ладно? Я бережно достал кошку из-под машины, она не сопротивлялась, только еле дышала. Уложил её в коробку из-под обуви, что валялась на полу, и понёсся, не глядя на спидометр. До клиники обычно полчаса. Но не в тот день. Потому что этот день был не из обычных. Словно сама жизнь решила устроить экзамен. В багажнике в это время уже находилась старая дворняга, которую попросили отвезти в ту же клинику дачные соседи. Сказали, лучше усыпuть по-человечески, чем мучиться. Я согласился без особых раздумий. А теперь к собаке добавилась кошка. Я летел по трассе, как в бреду. В голове шумело: «Что за день? Что за абсурд?» В приёмном покое очереди не было. Я влетел с коробкой в руках, словно с роженицей, и врач немедленно унесла животное на осмотр. — Как она? Что с ней? — метался я по холлу. — Нужно сделать снимок, — кивнула ассистентка.— Предварительно ничего критичного, но посмотрим. Пятнадцать минут казались целой вечностью. Я шагал туда-сюда, разглядывал стены, потолок, плакаты с породистыми кошками и собаками. А внутри корёжило чувство вины. Я ведь мог быть внимательнее, мог ехать медленнее, мог… Виноват. Наконец врач вышла: — У неё перелом. Но жить будет. Операция несложная. Если согласны, сделаем прямо сегодня. Оставите её у нас? Я кивнул и тут же вспомнил про собаку. Бросился обратно к машине. Тишина. Ни звука. Багажник открылся с хрустом. Из темноты на меня смотрели глаза. Она была жива. — Прости… Сейчас разберёмся, — прошептал я. Я снова вернулся в клинику, поймал врача, уже другую. — Там ещё собака. Сбитая. Просили усыпuть. Задние лапы… Она ничего не ответила, только надела поверх халата плащ и пошла со мной. Мы открыли багажник. Женщина заглянула внутрь, потом внимательно посмотрела на меня: — Вы с ума сошли? Кто сказал, что её нужно yсыплять? Да, лап не будет. Но жить сможет. Мы таких поднимаем. Несите её. Я снова кивнул. Без возражений. Врач сказала: «жить будет». Этого хватило. Вечером я ворвался домой. Люся удивлённо повернулась от плиты: — Что с тобой, Слава? Я молча прошёл в комнату, достал старую книгу, между страницами которой прятались деньги. Мечта. Мотоцикл. Больше неважно. — Слава?! Что происходит? — Они будут жить! — крикнул я. — Обе! — Кто? Ты с ума сошёл? — Объясню потом! Мы взяли их. Кошку назвали Молли. Собаку — Рая. Пережили всё: капельницы, бессонные ночи, реабилитацию. Люся тогда сказала просто: — Если уж они с нами — справимся. — И справлялась. Ласково кормила Молли, укрывала Раю. Мы вместе плакали, когда Молли пошла впервые. Смеялись, когда Рая мчалась по двору на инвалидной коляске. Пять лет пролетели. Они — не питомцы. Они семья. Сегодня я пришёл домой, пахло выпечкой. Люся обняла меня сзади, крепко. И задрожала. — Что случилось? — я повернулся. — У нас будет прибавление… — прошептала она, положив ладонь на живот. Я не понял сразу. А потом… понял. Мне сорок. Ей — тридцать семь. Мы долго пытались. И почти смирились. Почти. Но однажды странная женщина сказала: — У вас будет трое детей. Двое — от природы. Один — от Бога. За доброе сердце. За терпение. Путь будет трудным, но светлым. Молли свернулась клубочком у плюшевого зайца на подоконнике. Рая, уже старая, доковыляла к нам, уткнулась мордой в мою ногу и вздохнула. Я тогда не верил. Теперь — верю. Потому что однажды мы сказали «да» жизни. И она сказала «да» нам. Дневник многокотного отца
Следующая запись: Нибелунг: Туманное творение кошачьего мира.
Лучшие публикации