Здесь выдают
ставки
ставки

МАГАЗИН
ПРОШЛОГО
Аграфена Марковна ранним утром что-то бормотала и корчила рожи перед зеркалом. Не выспалась. Снотворное подействовало, кажется, только перед самым звонком будильника. Теперь, кое-как накрасившись и нарядившись, она пыталась придать лицу выражение дружелюбия и радости. Получалось где-то на троечку с минусом, но оставалась надежда на кофе.
— Ты в порядке? А то это уже шизуху напоминает, — озабоченно спросил муж Мусик, протискиваясь мимо неё в захламленной гардеробной в безуспешной попытке найти галстук. — И я тебя прошу — без выпендрёжа. Надень что попроще, чтобы удобно было и в самолёте, и чтобы на нас не пялились, как с корабля на бал.
Сегодня была свадьба племянника Аграфены. Семью давно разбросало по разным странам, и хоть теоретически все друг друга любили, близости и общения, особенно с младшим поколением, не получалось. Мусик предлагал ограничиться подарком — день обещал быть жарким, поездок в последнее время было много. Но Аграфена знала: ехать надо. Попросил брат с невестой. Они волновались из-за матери жениха — бывшей снохи Груни, которая упорно игнорировала семью даже спустя годы после развода.
— А так мы выступим единым фронтом. Со старшей сестрой мне ничего не страшно. Как в детстве, — шутил брат, но голос его дрожал.
— Мы непременно будем. Хоть потоп, хоть конец света, — пообещала Аграфена. Ей и самой было тревожно. Она не любила конфликтов, неловких ситуаций. Но при сегодняшнем уровне разводов без этого никак. И у них с Мусиком всё было не так просто, просто они умели держать фасад.
“Как бы то ни было, ты едешь. Ты же себе обещала — не упускать шанс поступить правильно”, — напомнила она своему отражению. Под окнами уже призывно сигналило такси.
Клятву эту Аграфена дала себе после одного странного случая, который случился много лет назад, когда она ещё работала терапевтом в Детройте.
Была пятница, конец недели, всё валилось из рук. Пациенты с проблемами приходили без записи, Надин в регистратуре опять кому-то нахамила. Потом заявилась пациентка, которая подала на Аграфену в суд — любимое хобби американцев, мечтающих разбогатеть, как в лотерею. У женщины были осложнения после операции — не по вине терапевта, но и её приплели “за компанию”. Аграфену накрывала мигрень, и когда подряд отменились две диспансеризации, она, как школьница с физкультуры, сбежала с приёма.
План был простой: прокатиться на роликах в парке. В багажнике всегда лежала спортивная форма. Лето, тепло, ветер в лицо, озеро поблизости. Правда, тормозить на роликах она так и не научилась. В переполненном парке бывало всякое. Один раз ей дорогу перебежал огромный лохматый пёс — Аграфена свернула в траву и оказалась нос к носу с собакой. Кто больше испугался — сказать сложно. С тех пор каталась только в наколенниках и перчатках — считала, что сдирать ладони врачу не к лицу.
Но в тот день был ливень с ветром. Ролики отменялись. Она поехала кататься на машине — просто так, по скоростным трассам, под любимую музыку.
Через полчаса заметила, что оказалась на парковке у старого викторианского домика. Раньше здесь был магазин медицинского оборудования, куда она заглядывала ещё во время учёбы, мечтая о будущем. Теперь там светилась новая неоновая вывеска:
«Вторая попытка — не одежда, а жизнь».
На двери — табличка «открыто», но перевёрнутая.
— Ну хоть согреюсь, — пробормотала она, входя внутрь.
Пахло корицей, аптекой и чуть пыльными книгами. На полках — коробочки, баночки и свёртки с этикетками, написанными от руки.
— Добрый день, — раздался вкрадчивый голос.
За прилавком стоял старичок в элегантном, но странноватом костюме.
— Мы не продаём вещи. Только возможности. Примерочные — вон там.
— Примерочные? — переспросила Аграфена, уже почти разворачиваясь к выходу. Но взгляд зацепился за надписи на коробках:
«Телефонный разговор. Мама. 2002»
«Пионерский лагерь. 1980. Павлик»
«Свадьба. 1986. ЗАГС»
«Больница. 2004. Бабушка»
Она не выдержала, схватила коробочки и юркнула за занавеску.
Сначала — лагерь. “Ручеёк”, она ждёт, что мальчик выберет её. А он мнётся, не решается. Она вновь видит себя — гордую, холодную. Всё было в ней. Это она играла в Снежную королеву.
Потом — свадьба. Как хотелось сбежать от казённой речи работницы ЗАГСа! А теперь — благодарность. Ведь именно этот брак сделал её матерью двоих сыновей. Он был важен.
С мамой — горький разговор. Она делилась мечтой о собственной клинике. А в ответ — нотации, страх, осуждение. Слёзы. И ясное понимание: в этих отношениях ничего не изменится. Любовь не вымолишь.
И последняя коробочка — бабушка. Та самая ночь. Аграфена не осталась, устала, сказала себе: “Завтра приеду пораньше”. Но бабушка умерла утром.
Эта боль всё ещё жива. Но, кажется, бабушка бы простила. А может, уже простила.
После просмотра коробки исчезают.
Продавец мягко улыбается:
— Не сохраняется. Только проживается.
Аграфене хочется ещё. Она хватается за коробки: «Повтор экзамена без страха», «Прощание без чувства вины», «Тот день на пляже, когда всё могло пойти иначе»…
Но в примерочной начинает темнеть. Голоса путаются. Она слышит чужую жизнь. Становится дурно.
Продавец отдёргивает занавес:
— Вы что, хотите всё сразу осмыслить? Так не бывает. Жить заново — опаснее, чем впервые.
Перед уходом она спрашивает:
— А можно что-нибудь на будущее?
Он протягивает маленькую коробочку.
На ней — надпись: «Шанс. Неиспользованный».
— А если он не пригодится?
— Значит, всё сделали правильно с первого раза.
Она сжимает коробочку в ладони.
На свадьбу они, конечно, поедут.
Потому что шанс — не для того, чтобы жалеть, что не использовал.
А вдруг это именно он — тот самый?
/инет/
ПРОШЛОГО
Аграфена Марковна ранним утром что-то бормотала и корчила рожи перед зеркалом. Не выспалась. Снотворное подействовало, кажется, только перед самым звонком будильника. Теперь, кое-как накрасившись и нарядившись, она пыталась придать лицу выражение дружелюбия и радости. Получалось где-то на троечку с минусом, но оставалась надежда на кофе.
— Ты в порядке? А то это уже шизуху напоминает, — озабоченно спросил муж Мусик, протискиваясь мимо неё в захламленной гардеробной в безуспешной попытке найти галстук. — И я тебя прошу — без выпендрёжа. Надень что попроще, чтобы удобно было и в самолёте, и чтобы на нас не пялились, как с корабля на бал.
Сегодня была свадьба племянника Аграфены. Семью давно разбросало по разным странам, и хоть теоретически все друг друга любили, близости и общения, особенно с младшим поколением, не получалось. Мусик предлагал ограничиться подарком — день обещал быть жарким, поездок в последнее время было много. Но Аграфена знала: ехать надо. Попросил брат с невестой. Они волновались из-за матери жениха — бывшей снохи Груни, которая упорно игнорировала семью даже спустя годы после развода.
— А так мы выступим единым фронтом. Со старшей сестрой мне ничего не страшно. Как в детстве, — шутил брат, но голос его дрожал.
— Мы непременно будем. Хоть потоп, хоть конец света, — пообещала Аграфена. Ей и самой было тревожно. Она не любила конфликтов, неловких ситуаций. Но при сегодняшнем уровне разводов без этого никак. И у них с Мусиком всё было не так просто, просто они умели держать фасад.
“Как бы то ни было, ты едешь. Ты же себе обещала — не упускать шанс поступить правильно”, — напомнила она своему отражению. Под окнами уже призывно сигналило такси.
Клятву эту Аграфена дала себе после одного странного случая, который случился много лет назад, когда она ещё работала терапевтом в Детройте.
Была пятница, конец недели, всё валилось из рук. Пациенты с проблемами приходили без записи, Надин в регистратуре опять кому-то нахамила. Потом заявилась пациентка, которая подала на Аграфену в суд — любимое хобби американцев, мечтающих разбогатеть, как в лотерею. У женщины были осложнения после операции — не по вине терапевта, но и её приплели “за компанию”. Аграфену накрывала мигрень, и когда подряд отменились две диспансеризации, она, как школьница с физкультуры, сбежала с приёма.
План был простой: прокатиться на роликах в парке. В багажнике всегда лежала спортивная форма. Лето, тепло, ветер в лицо, озеро поблизости. Правда, тормозить на роликах она так и не научилась. В переполненном парке бывало всякое. Один раз ей дорогу перебежал огромный лохматый пёс — Аграфена свернула в траву и оказалась нос к носу с собакой. Кто больше испугался — сказать сложно. С тех пор каталась только в наколенниках и перчатках — считала, что сдирать ладони врачу не к лицу.
Но в тот день был ливень с ветром. Ролики отменялись. Она поехала кататься на машине — просто так, по скоростным трассам, под любимую музыку.
Через полчаса заметила, что оказалась на парковке у старого викторианского домика. Раньше здесь был магазин медицинского оборудования, куда она заглядывала ещё во время учёбы, мечтая о будущем. Теперь там светилась новая неоновая вывеска:
«Вторая попытка — не одежда, а жизнь».
На двери — табличка «открыто», но перевёрнутая.
— Ну хоть согреюсь, — пробормотала она, входя внутрь.
Пахло корицей, аптекой и чуть пыльными книгами. На полках — коробочки, баночки и свёртки с этикетками, написанными от руки.
— Добрый день, — раздался вкрадчивый голос.
За прилавком стоял старичок в элегантном, но странноватом костюме.
— Мы не продаём вещи. Только возможности. Примерочные — вон там.
— Примерочные? — переспросила Аграфена, уже почти разворачиваясь к выходу. Но взгляд зацепился за надписи на коробках:
«Телефонный разговор. Мама. 2002»
«Пионерский лагерь. 1980. Павлик»
«Свадьба. 1986. ЗАГС»
«Больница. 2004. Бабушка»
Она не выдержала, схватила коробочки и юркнула за занавеску.
Сначала — лагерь. “Ручеёк”, она ждёт, что мальчик выберет её. А он мнётся, не решается. Она вновь видит себя — гордую, холодную. Всё было в ней. Это она играла в Снежную королеву.
Потом — свадьба. Как хотелось сбежать от казённой речи работницы ЗАГСа! А теперь — благодарность. Ведь именно этот брак сделал её матерью двоих сыновей. Он был важен.
С мамой — горький разговор. Она делилась мечтой о собственной клинике. А в ответ — нотации, страх, осуждение. Слёзы. И ясное понимание: в этих отношениях ничего не изменится. Любовь не вымолишь.
И последняя коробочка — бабушка. Та самая ночь. Аграфена не осталась, устала, сказала себе: “Завтра приеду пораньше”. Но бабушка умерла утром.
Эта боль всё ещё жива. Но, кажется, бабушка бы простила. А может, уже простила.
После просмотра коробки исчезают.
Продавец мягко улыбается:
— Не сохраняется. Только проживается.
Аграфене хочется ещё. Она хватается за коробки: «Повтор экзамена без страха», «Прощание без чувства вины», «Тот день на пляже, когда всё могло пойти иначе»…
Но в примерочной начинает темнеть. Голоса путаются. Она слышит чужую жизнь. Становится дурно.
Продавец отдёргивает занавес:
— Вы что, хотите всё сразу осмыслить? Так не бывает. Жить заново — опаснее, чем впервые.
Перед уходом она спрашивает:
— А можно что-нибудь на будущее?
Он протягивает маленькую коробочку.
На ней — надпись: «Шанс. Неиспользованный».
— А если он не пригодится?
— Значит, всё сделали правильно с первого раза.
Она сжимает коробочку в ладони.
На свадьбу они, конечно, поедут.
Потому что шанс — не для того, чтобы жалеть, что не использовал.
А вдруг это именно он — тот самый?
/инет/

Следующая запись: ПреЛЮДИи чувств - 22 июня 2025 в 19:17
Лучшие публикации