Здесь выдают
ставки
ставки

- Вась, возьми меня на Пасху домой, возьми меня, сынок.
Я прислонюсь где-то в уголке, в рот платок, чтобы не кашлять, и пробуду несколько дней в родном доме, где и стены лечат.
Я здесь не выдержу.
- Вы, отец, как ребенок.
Тепло вам, чисто, есть имеете, еще что-то из дома привезу, лекарства куплю.
- Я не хочу есть, Вася, я уже год не был дома, - старый Петр пытается заглянуть сыну в глаза.
- Я сам остался в палате, всех забрали домой.
- Ну хорошо, хорошо, до праздников еще четыре дня ... Возьму.
Василий отвернулся к окну, а обрадованый Петр начал ходить по палате, рассказывая сыну, что ему уже намного лучше.
Оставшись наедине, посмотрел в окно.
Весна ... плакучие ивы, которые кто-то посадил на больничном дворе, распустились и зазеленели.
Везде так тихо.
- Все-таки не всех забирают родные на праздники, остаются тяжелобольные и те, у кого никого нет. Одиночество снова начало окутывать Петра и неистово сжимать в груди.
- Как выдержать еще четыре дня?
Когда приеду домой, сразу пойду на кладбище к Марии.
Мария, сердце мое разрывается при мысли, что тебя нет.
Легкие облака плывут и плывут синим небом, то скапливаются, то бледнеют, и внезапно теряются в бесконечности.
Белые покрывала на больничных койках, запах лекарств и тишина, неистово угнетает, обескровливают душу, рвущегося на родной двор, где появился первоцвет.
- Боже, Боже, верни меня домой, шумит сосна у калитки и от печали обо мне седеете марьина могила, верни меня на день-два, а потом делай со мной, что хочешь, - шепчет Петр, задыхаясь от кашля.
- Верочка, я привезу папу на праздники домой, - Василий умоляюще заглянул в глаза жены, попытавшись обнять ее за плечи.
Вера нервно повела плечом и высвободилась из объятий.
- Ты знаешь, что твой папа болен туберкулезом и может заразить всю семью.
- Но врач сказал, что он давно не выделяет туберкулезных палочек.
Поэтому не представляет опасности для людей, которые его окружают.
- Ты веришь врачам?
Я вообще уже никому и ничему не верю.
Эти медики теперь ничего не понимают.
Разве врач болеет за нас?
Больше больных - больше денег.
Ты хочешь нас обречь на вечную болезнь и гибель?
Вера замолчала и до вечера не обмолвилась с Василием не словом, а ночью долго плакала, жалобно говоря, что Василий ее не любит.
Он прижимал жену к груди, целовал мокрое от слез лицо, просил прощения и еще раз повторял, что ничего с отцом не случится, если останется на праздники в больнице.
В субботу Петр не отходил от окна.
С болью смотрел на солнце, передвигалось небом, и на листочки, завязывались в почках, на зеленые ростки травы, тянулись к свету, и на красивых молодых аистов, которые кружили высоко-высоко.
- До вечера еще далеко, ты приедешь, сынок, за мной, приедешь, Вася.
Где-то в церкви Плащаницу убрали.
Мария с пятницы на субботу всегда всю ночь сидела у Плащаницы.
- За что нас, Иисус, распяли? - сказал Петр громко.
- За наши грехи наши, а не за Твои, ибо Ты был безгрешен.
Безгрешен, а скончался в таких муках, чтобы нас, грешных, спасти.
Какие нечеловеческие муки Ты терпел.
Прости мне, что жалуюсь, и не оставляй меня самого, не оставляй меня.
Я слышал, как врач говорил сыну, что позволяет взять меня на несколько дней домой, что я уже не заразен.
Солнце начало клониться к закату, посылая последние лучи на молодые кроны.
Принесли ужин - молочную кашу, чай и кусочек хлеба.
- А вас почему домой не забрали? - пожилая женщина, которая принесла еду, сочувственно посмотрела на больного.
Не ответил, потому что сожаление сжало спазмом горло.
Когда она через некоторое время зашла забрать посуду, то увидела, что он к еде не притронулся.
Тяжело вздохнув, понесла все на кухню.
Петр на мгновение почувствовал присутствие в палате присутствие своей умершей жены Марии.
Это ощущение было такое сильное, что он чуть не потерял сознание.
В груди колотило отчаянно, мир как-то странно качнулся, а взгляд не мог покинуть плакучей ивы, так печально опустила она свои прекрасные цветущие ветви.
Прижался горячей щекой к холодной подушке и так пролежал до утра, не закрыв глаз.
Месяц заглядывал в большое окно, то прячась за облаками, то выныривая из-за них, бросал свой холодный отблеск на бледное, измученное болезнью лицо и на сухие блестящие глаза, в которых отразилась невыразимая тоска.
Рано утром на Пасху Василий с Верой и восьмилетним Романом пошли в церковь.
После обедни хотел ехать в больницу, но приехала в гости - верина родня.
К вечеру сидели все за богатым праздничным столом, поздравляя друг друга с Праздником, пели «Христос Воскресе!»
Василий почувствовал в груди такую неописуемую грусть, не выдержал и вышел на улицу.
В церкви звонили в честь праздника, а грусть перерастал в страшную душевную боль, бередила сердце.
Вспомнил, как когда-то, именно на Пасху, десятилетним мальчиком лежал после операции на аппендицит в реанимационном отделении.
К нему никого из родных не впускали, но папа весь день простоял под окном.
Он улыбался Васильке сквозь слезы, лепил из пластилина животных и показывал ему.
Врач отгонял папу от окна, он отходил, снова возвращался и стоял до тех пор, пока Василек не заснул.
Проснувшись на следующий день на рассвете, мальчик снова увидел отца, который заглядывал в окно.
До сих пор не знает, где тогда ночевал отец ...
Проводив гостей, Василий грустно сидел еще около часа, а потом лег спать. Но заснуть не мог.
Вера прижималась к нему, целовала и горячо шептала, что любит его.
Утром, готовя для отца сумку с едой, положила туда вкусную колбасу, дорогие конфеты и несколько лучших мандаринок.
Василий чувствовал себя таким опустошенным, почти не слышал ее слов.
В больнице был поражен тишиной, что наступила в коридорах.
Не стал дожидаться лифта, побежал по лестнице на седьмой этаж.
Отцовская кровать была пуста, только пружины чернели, резко контрастируя с бельем застеленных коек.
Едва переставляя тяжелые ноги, подошел Василий к дежурной медицинской сестре.
Не дожидаясь вопроса, она тихо сказала, что никто такого не ожидал.
Обширный инфаркт разорвал сердце отца именно на Пасху.
- Делали все возможное, но, к сожалению ...
И замолчала ...
© Ольга Яворская
Я прислонюсь где-то в уголке, в рот платок, чтобы не кашлять, и пробуду несколько дней в родном доме, где и стены лечат.
Я здесь не выдержу.
- Вы, отец, как ребенок.
Тепло вам, чисто, есть имеете, еще что-то из дома привезу, лекарства куплю.
- Я не хочу есть, Вася, я уже год не был дома, - старый Петр пытается заглянуть сыну в глаза.
- Я сам остался в палате, всех забрали домой.
- Ну хорошо, хорошо, до праздников еще четыре дня ... Возьму.
Василий отвернулся к окну, а обрадованый Петр начал ходить по палате, рассказывая сыну, что ему уже намного лучше.
Оставшись наедине, посмотрел в окно.
Весна ... плакучие ивы, которые кто-то посадил на больничном дворе, распустились и зазеленели.
Везде так тихо.
- Все-таки не всех забирают родные на праздники, остаются тяжелобольные и те, у кого никого нет. Одиночество снова начало окутывать Петра и неистово сжимать в груди.
- Как выдержать еще четыре дня?
Когда приеду домой, сразу пойду на кладбище к Марии.
Мария, сердце мое разрывается при мысли, что тебя нет.
Легкие облака плывут и плывут синим небом, то скапливаются, то бледнеют, и внезапно теряются в бесконечности.
Белые покрывала на больничных койках, запах лекарств и тишина, неистово угнетает, обескровливают душу, рвущегося на родной двор, где появился первоцвет.
- Боже, Боже, верни меня домой, шумит сосна у калитки и от печали обо мне седеете марьина могила, верни меня на день-два, а потом делай со мной, что хочешь, - шепчет Петр, задыхаясь от кашля.
- Верочка, я привезу папу на праздники домой, - Василий умоляюще заглянул в глаза жены, попытавшись обнять ее за плечи.
Вера нервно повела плечом и высвободилась из объятий.
- Ты знаешь, что твой папа болен туберкулезом и может заразить всю семью.
- Но врач сказал, что он давно не выделяет туберкулезных палочек.
Поэтому не представляет опасности для людей, которые его окружают.
- Ты веришь врачам?
Я вообще уже никому и ничему не верю.
Эти медики теперь ничего не понимают.
Разве врач болеет за нас?
Больше больных - больше денег.
Ты хочешь нас обречь на вечную болезнь и гибель?
Вера замолчала и до вечера не обмолвилась с Василием не словом, а ночью долго плакала, жалобно говоря, что Василий ее не любит.
Он прижимал жену к груди, целовал мокрое от слез лицо, просил прощения и еще раз повторял, что ничего с отцом не случится, если останется на праздники в больнице.
В субботу Петр не отходил от окна.
С болью смотрел на солнце, передвигалось небом, и на листочки, завязывались в почках, на зеленые ростки травы, тянулись к свету, и на красивых молодых аистов, которые кружили высоко-высоко.
- До вечера еще далеко, ты приедешь, сынок, за мной, приедешь, Вася.
Где-то в церкви Плащаницу убрали.
Мария с пятницы на субботу всегда всю ночь сидела у Плащаницы.
- За что нас, Иисус, распяли? - сказал Петр громко.
- За наши грехи наши, а не за Твои, ибо Ты был безгрешен.
Безгрешен, а скончался в таких муках, чтобы нас, грешных, спасти.
Какие нечеловеческие муки Ты терпел.
Прости мне, что жалуюсь, и не оставляй меня самого, не оставляй меня.
Я слышал, как врач говорил сыну, что позволяет взять меня на несколько дней домой, что я уже не заразен.
Солнце начало клониться к закату, посылая последние лучи на молодые кроны.
Принесли ужин - молочную кашу, чай и кусочек хлеба.
- А вас почему домой не забрали? - пожилая женщина, которая принесла еду, сочувственно посмотрела на больного.
Не ответил, потому что сожаление сжало спазмом горло.
Когда она через некоторое время зашла забрать посуду, то увидела, что он к еде не притронулся.
Тяжело вздохнув, понесла все на кухню.
Петр на мгновение почувствовал присутствие в палате присутствие своей умершей жены Марии.
Это ощущение было такое сильное, что он чуть не потерял сознание.
В груди колотило отчаянно, мир как-то странно качнулся, а взгляд не мог покинуть плакучей ивы, так печально опустила она свои прекрасные цветущие ветви.
Прижался горячей щекой к холодной подушке и так пролежал до утра, не закрыв глаз.
Месяц заглядывал в большое окно, то прячась за облаками, то выныривая из-за них, бросал свой холодный отблеск на бледное, измученное болезнью лицо и на сухие блестящие глаза, в которых отразилась невыразимая тоска.
Рано утром на Пасху Василий с Верой и восьмилетним Романом пошли в церковь.
После обедни хотел ехать в больницу, но приехала в гости - верина родня.
К вечеру сидели все за богатым праздничным столом, поздравляя друг друга с Праздником, пели «Христос Воскресе!»
Василий почувствовал в груди такую неописуемую грусть, не выдержал и вышел на улицу.
В церкви звонили в честь праздника, а грусть перерастал в страшную душевную боль, бередила сердце.
Вспомнил, как когда-то, именно на Пасху, десятилетним мальчиком лежал после операции на аппендицит в реанимационном отделении.
К нему никого из родных не впускали, но папа весь день простоял под окном.
Он улыбался Васильке сквозь слезы, лепил из пластилина животных и показывал ему.
Врач отгонял папу от окна, он отходил, снова возвращался и стоял до тех пор, пока Василек не заснул.
Проснувшись на следующий день на рассвете, мальчик снова увидел отца, который заглядывал в окно.
До сих пор не знает, где тогда ночевал отец ...
Проводив гостей, Василий грустно сидел еще около часа, а потом лег спать. Но заснуть не мог.
Вера прижималась к нему, целовала и горячо шептала, что любит его.
Утром, готовя для отца сумку с едой, положила туда вкусную колбасу, дорогие конфеты и несколько лучших мандаринок.
Василий чувствовал себя таким опустошенным, почти не слышал ее слов.
В больнице был поражен тишиной, что наступила в коридорах.
Не стал дожидаться лифта, побежал по лестнице на седьмой этаж.
Отцовская кровать была пуста, только пружины чернели, резко контрастируя с бельем застеленных коек.
Едва переставляя тяжелые ноги, подошел Василий к дежурной медицинской сестре.
Не дожидаясь вопроса, она тихо сказала, что никто такого не ожидал.
Обширный инфаркт разорвал сердце отца именно на Пасху.
- Делали все возможное, но, к сожалению ...
И замолчала ...
© Ольга Яворская

Следующая запись: ВОЛШЕБНЫЙ КИЗИЛ )
Лучшие публикации