Здесь выдают
ставки
ставки

ЭТО ДОЛЖНО БЫЛО СТАТЬ ШЕСТЫМ КЕСАРЕВЫМ
(рассказ одной мамочки)
Про шестое кесарево не слышали даже православные акушеры.
Я была сапером на неразминированном поле без карты, любителем-дрессировщиком хищников, террористом-смертником, человеком-пауком без спецэффектов, Чипом без Дейла с невыполнимым заданием. Это рассказ про мою беременность.
— Приходи, посмотрим, — грустно сказала мой врач по телефону.
Это было лучшее, что я услышала за всю беременность. Дальше анализы показали, что беременность не развивается.
— Подождем, — сказала мой врач.
Мы подождали, и она развилась. Дальше было кровотечение. На УЗИ стало видно, что плод прикреплен к рубцу от предыдущих кесаревых.
— Это классифицируется как внематочная беременность. Ее не сохраняют, но я даже не знаю врача, который рискнет вам делать аборт, — сказал мне узист.
Потом мне сказали, что рубец очень тонкий и прикрепленная к нему плацента рвет орган мгновенно, без симптомов. Это означает быструю и немучительную смерть без покаяния матери и младенца сразу.
Потом мне сказали, что ребенок умрет внутриутробно, так как через рубец не идет питание.
Потом мне сказали, что по УЗИ и анализам у ребенка серьезные пороки развития. Но на этом моменте это уже не имело для меня значения.
Потом мне сказали, что плацента очень низко, она оторвется и вызовет кровотечение, которое они могут не остановить и на операционном столе.
Пропуская лекции об ответственности в кабинете генетика и «доброжелательность» врачей женской консультации, я выяснила, что в лучшем случае все гибнут мгновенно, в худшем — долго и по очереди.
— Беременность не вынашиваемая, шансов нет, хотя все бывает, — предупреждали хорошие врачи.
— Но он же живой, — отвечала им мой любимый доктор.
— Безответственная, бесчувственная мамашка, но решать тебе, — говорила она мне.
Сначала было страшно, потом плохо, потом грустно, потом стало все равно от безысходности.
К концу беременности я расхрабрилась. «Вечно эти врачи преувеличивают», — думала я, разглядывая верхушки сосен на даче за 60 километров от Москвы.
«Пойду прогуляюсь к метро за мороженным», — думала я уже лежа в роддоме на строжайшем постельном режиме.
Настал день операции. Накануне меня навестила администрация клиники и заведующие разных отделений, которые, мне казалось, не имеют отношения к беременным. Сказали, что операция будет очень сложная, чтобы я была готова ко всему. Я позвонила духовнику и была готова.
Все случилось ровно за десять минут до начала запланированной операции. То есть, когда часть врачей мыла руки, другая надевала халаты, третья ободряюще похлопывала меня по плечу, — случилось все, чем меня пугали всю беременность. Оно оторвалось, разорвалось, полилось.
ОТКРЫТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ fotostrana.ru/public/332059/
(рассказ одной мамочки)
Про шестое кесарево не слышали даже православные акушеры.
Я была сапером на неразминированном поле без карты, любителем-дрессировщиком хищников, террористом-смертником, человеком-пауком без спецэффектов, Чипом без Дейла с невыполнимым заданием. Это рассказ про мою беременность.
— Приходи, посмотрим, — грустно сказала мой врач по телефону.
Это было лучшее, что я услышала за всю беременность. Дальше анализы показали, что беременность не развивается.
— Подождем, — сказала мой врач.
Мы подождали, и она развилась. Дальше было кровотечение. На УЗИ стало видно, что плод прикреплен к рубцу от предыдущих кесаревых.
— Это классифицируется как внематочная беременность. Ее не сохраняют, но я даже не знаю врача, который рискнет вам делать аборт, — сказал мне узист.
Потом мне сказали, что рубец очень тонкий и прикрепленная к нему плацента рвет орган мгновенно, без симптомов. Это означает быструю и немучительную смерть без покаяния матери и младенца сразу.
Потом мне сказали, что ребенок умрет внутриутробно, так как через рубец не идет питание.
Потом мне сказали, что по УЗИ и анализам у ребенка серьезные пороки развития. Но на этом моменте это уже не имело для меня значения.
Потом мне сказали, что плацента очень низко, она оторвется и вызовет кровотечение, которое они могут не остановить и на операционном столе.
Пропуская лекции об ответственности в кабинете генетика и «доброжелательность» врачей женской консультации, я выяснила, что в лучшем случае все гибнут мгновенно, в худшем — долго и по очереди.
— Беременность не вынашиваемая, шансов нет, хотя все бывает, — предупреждали хорошие врачи.
— Но он же живой, — отвечала им мой любимый доктор.
— Безответственная, бесчувственная мамашка, но решать тебе, — говорила она мне.
Сначала было страшно, потом плохо, потом грустно, потом стало все равно от безысходности.
К концу беременности я расхрабрилась. «Вечно эти врачи преувеличивают», — думала я, разглядывая верхушки сосен на даче за 60 километров от Москвы.
«Пойду прогуляюсь к метро за мороженным», — думала я уже лежа в роддоме на строжайшем постельном режиме.
Настал день операции. Накануне меня навестила администрация клиники и заведующие разных отделений, которые, мне казалось, не имеют отношения к беременным. Сказали, что операция будет очень сложная, чтобы я была готова ко всему. Я позвонила духовнику и была готова.
Все случилось ровно за десять минут до начала запланированной операции. То есть, когда часть врачей мыла руки, другая надевала халаты, третья ободряюще похлопывала меня по плечу, — случилось все, чем меня пугали всю беременность. Оно оторвалось, разорвалось, полилось.
ОТКРЫТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ fotostrana.ru/public/332059/

Следующая запись: Норильск, утро..
Лучшие публикации