Муравей
Муравей, маленький друг. Выслушай мой недуг,
Сердце согрей, уйми его стук.
От рук отбился в одиночестве большой пустыни,
Да, оно молодое, но когда – нибудь, тоже остынет.
Ревность – признак заботы, по сути, вера,
В то, что преждевременно скончалась моя королева.
Слева, справа, столь неожиданно треснули кости,
Милый, мой друг, я так спешил к тебе в гости.
Ты колол исправно, как зубная боль десны,
Я – терпел. Забавно. Я – любил, да Бог с ним.
Что же ты молчишь? Смотрю в глаза сквозь воду,
Дорожки по лицу не дарят нужную свободу.
Проще ведь обидеться, потом сумбур в мыслях,
Затем долго не видеться, прыгнуть ввысь, как
Столь обжигающий жаром лед – внутри холод,
Даже природа тебе врет. Вокруг город.
Столько серьезных и важных, вроде бы занятых делом,
Но все равно муравьев, даже пускай, ну-ка, смелых.
Трезвых, у каждого цель, выносить жизнь через сито,
В нем не просеялось то, что было долго забыто.
Вырыто, снова зарыто, выбито, спрятано, скрыто,
Кажется ветер, и снова кожей гусиной покрыто.
Тайна, хранимая где-то, кем-то кому-то напета,
Каждому с детства хотелось, жить на острове лета.
Помню её поцелуи, помню жар от дыхания,
Руки, обнявшие тело, теплые воспоминания.
Помню ресницы, как птицы, перья густые – густые,
Помню она уходила. Глаза её были пустые.
Потом опустела квартира, за ней опустели страницы,
Вроде еда есть в кормушке, но улетели синицы.
Только вороны остались, снова пустые страницы,
Что же, значит так надо – вороны ведь тоже птицы.
Вижу тебе скучно слушать, нужно тянуть домой пищу,
Слушай, давай помогу?!...делаешь вид, что не слышишь…
Странный ты насекомый, трудишься, пашешь без меры,
Я рад, что ты мой знакомый, ты…лучший друг во вселенной.
И муравей отвернулся, на спину взвалив чью-то лапку,
Замер, назад оглянулся, и улыбнулся украдкой.
Тихо поплелся вздыхая. Что еще скажешь – трудяга.
Жизнь муравьиная злая, смерть не сбивается с шага…
Муравей, маленький друг. Выслушай мой недуг,
Сердце согрей, уйми его стук.
От рук отбился в одиночестве большой пустыни,
Да, оно молодое, но когда – нибудь, тоже остынет.
Ревность – признак заботы, по сути, вера,
В то, что преждевременно скончалась моя королева.
Слева, справа, столь неожиданно треснули кости,
Милый, мой друг, я так спешил к тебе в гости.
Ты колол исправно, как зубная боль десны,
Я – терпел. Забавно. Я – любил, да Бог с ним.
Что же ты молчишь? Смотрю в глаза сквозь воду,
Дорожки по лицу не дарят нужную свободу.
Проще ведь обидеться, потом сумбур в мыслях,
Затем долго не видеться, прыгнуть ввысь, как
Столь обжигающий жаром лед – внутри холод,
Даже природа тебе врет. Вокруг город.
Столько серьезных и важных, вроде бы занятых делом,
Но все равно муравьев, даже пускай, ну-ка, смелых.
Трезвых, у каждого цель, выносить жизнь через сито,
В нем не просеялось то, что было долго забыто.
Вырыто, снова зарыто, выбито, спрятано, скрыто,
Кажется ветер, и снова кожей гусиной покрыто.
Тайна, хранимая где-то, кем-то кому-то напета,
Каждому с детства хотелось, жить на острове лета.
Помню её поцелуи, помню жар от дыхания,
Руки, обнявшие тело, теплые воспоминания.
Помню ресницы, как птицы, перья густые – густые,
Помню она уходила. Глаза её были пустые.
Потом опустела квартира, за ней опустели страницы,
Вроде еда есть в кормушке, но улетели синицы.
Только вороны остались, снова пустые страницы,
Что же, значит так надо – вороны ведь тоже птицы.
Вижу тебе скучно слушать, нужно тянуть домой пищу,
Слушай, давай помогу?!...делаешь вид, что не слышишь…
Странный ты насекомый, трудишься, пашешь без меры,
Я рад, что ты мой знакомый, ты…лучший друг во вселенной.
И муравей отвернулся, на спину взвалив чью-то лапку,
Замер, назад оглянулся, и улыбнулся украдкой.
Тихо поплелся вздыхая. Что еще скажешь – трудяга.
Жизнь муравьиная злая, смерть не сбивается с шага…